Морфей окутал ее мгновенно, унося куда-то вдаль, в какую-то давнюю эпоху...
В далекий 1445 год...
Целый лес, которого не найдешь ни на одной карте. Лес из человеческих тел. Тяжелый, густой запах крови - она еще никогда не встречала столько крови, сосредоточенной в одном месте. Мужчины, женщины, дети - все обнаженные, все посажены на колья, торчавшие из земли. Не все они были мертвы: кто-то истошно кричал, кто-то стонал, кто-то просто безмолвно смотрел в пространство невидящим взглядом. Повсюду, куда не кинь взгляд, - мертвые или умирающие в страшных муках. Ряд за рядом. Где-то на горизонте они сливались с настоящим лесом, и невозможно было сказать, где заканчивался этот лес смерти и начинались настоящие деревья.
Она стояла возле ряда посаженных на кол детей, которых кто-то, обладающий чувством извращенного эстетства, расположил по росту. Чуть в стороне были женщины с вырванными грудями. А рядом с ними - мужчины, в рот которых были запиханы эти самые груди. У кого-то были отрублены руки и насажены на отдельно торчащий неподалеку кол. Некоторых из женщин посадили на кол, впихнув копье не в прямую кишку, а во влагалище. Некоторые были подвешены на крючьях, вонзенных прямо под ребра. Неподалеку виднелось страшное ожерелье, составленное из детских голов, рдом с ними - из мужских рук. А дальше было еще страшнее: целый ряд женщин, с которых живьем была содрана кожа - окровавленными лоскутами она колыхалась на ветру неподалеку от их изуродованных тел.
Какая зверсакя жестокость.
- Моя любовь, все это - творение рук твоего брата, - сказал султан Мехмет. Он до сих пор видел в ней Раду. - Может быть, зря ты попросила его освободить из темницы тогда. Мои люди зовут его Kaziklu Bey - колосажатель.
Вампирка с удивлением поняла, что это красиво. Красиво и страшно - этот изумительный ковер смерти. Две широкие улицы кольев пересекаются под прямым углом, образуя крест, который как бы лежит на склоне небольшого холма, так что на верхнем конце креста просто просится изображение лика Спасителя, распятого на настоящем кресте, - там, где были маленькие из детей, посаженные на колья, торчавшие из земли концентрическими кругами, их нежная кожа, казалось, испускает таинственное сияние в лунном свете.
Все это в каком-то смысле напоминало икону.
И тогда она поняла, что сила символов теряет власть над ней. Пройдет еще немного времени и то, во что свято верят люди, перестанет пугать ее.

И вот картинка сменяется... Она в гробу, украшенном сотнями, а может даже тысячами бриллиантов, алмазов и других драгоценных камней. Рабы сидят у это гроба, готовые в любую секунду отнести ее саркофаг куда она попросит. Мехмет подарил ей эту роскошь, но этот подарок не стоил и толики той иллюзии, которую дарила ему она все эти 17 лет.
Да-да, это был уже 1462 год...

Тирговист пал. Пал и последний оплот - Аргес; Дракула бежал в Трансильванию и попал в плен к Маттиасу, королю Венгерии.
И вот он снова закован в цепи. Снова - в темнице. И вампирка снова пришла к нему, позвав его по имени из сумрака...

- Ты говоришь так, словно ты - Раду. Но Раду давно мертв. Твой голос... это голос из прошлого. Неужели я брежу?
- Нет... Я видела проявление твоей силы. Я видела лес из казненных.
- Да, да, ты заметила, в нем был элемент искусства? Сотворенный мною крест, ведь я - христианский князь, и все, что я делаю, - на то воля Господня. Но я и не думал о Боге, когда убивал этих людей, Раду... Я думал о тебе!
Так вот почему были убиты эти двадцать тысяч невинных. Но даже эти убийства и зверства, эти отвратительнейшие из людских деяний... все они в конечном итоге сводятся к любви...
Слезы текли из глаз Дракулы...

- Раду, Раду - ведь ты не мой брат? Ты - дъявол, ты дважды зло, которое творят язычники своей статанинской алхимией. И теперь они сделают тебя князем и Валахией будут править демоны...
- Я не иллюзия, сотворенная колдунами, - сказала она тому, кого когда-то называла братом. - Я - совершенно иное, гораздо чудовищнее. Люди видят во мне то, что хотят увидеть, как ты видел во мне Раду. Они никогда не видят моей истинной сущности. Разве что перед смертью, Дракула...
- Я видела Раду последний раз семнадцать лет назад... Мехмет посадил его на кол, но забвение он получил именно от меня.
- Но ты здесь...
- Нет. Я только тень. Отражение, которое не отражается само.
И Дракула закричал в предсмертном экстазе:
- Значит, я истязал этих людей ни за что! И убил их ни за что!

- О, Раду,- рыдал умирающий князь, - неужели у тебя нет для меня ни единого дара, чтобы унять мою боль? Как же я ненавидел Раду, я считал его низким, никчемным, продажным мерзавцем! Как мне хотелось убить его, убивать его снова и снова, с каждым движением кола, который как будто вбивали в меня! Каждый раз - в меня! А теперь ты говоришь мне, что все, во что я верил, было ложью. Меня обманули...
- Ты все-таки любил Раду. Но никто тебя не обманывал.

- Ты пришла ко мне в самом конце моей жизни, полной ненависти и злобы, лишь для того, чтобы сказать мне, что все, чего я достиг, - это vanitas? О, Раду, сделай меня духом, таким же, как ты...И она склонилась над телом умирающего князя, чтобы подарить ему поцелуй смерти.
- Прости меня, Раду...
- Я люблю тебя, маленький дракон...

Авис очнулась. Никогда еще прошлое не терзало ее во сне. А теперь память вдруг стала всплывать из потаенных уголков ее разума. Все имена, которые ей давали люди в том, проникнутом религией и верой, мире, где она видела стольких. Жизнь свела ее со столькими. Она несла на себе память веков, память всех тех, кого помнят и знают только по рассказам других...

Ей вспомнился последний живой взгляд князя Влада Цепеша. Его последний выдох. Его последний взгляд перед тем, как родиться в смерть. Его холодный голос и поцелуй, который он подарил той, которую всю жизнь считал своим братом, своим позорным мерзким родственником, который продал свое тело похотливому турку взамен на его - Дракулы - свободу. Потом он уже не дышал. Интересно, мертв ли он еще или его уже стерли из истории, как стирали многих...

Ей вспомнилось, как герцог Жиль де Ре, в народе прозванный Синяя Борода, пытал и мучал детей, как он заковавл их в цепи и проливал на их трепещущие в страхе плечи кипящее масло. Как он убивал женщин, растягивая их на колесе смерти... Как он целовал ее тело, оставляя на коже кровоточащие раны. Она не плакала, она улыбалась, и он улыбался ей в ответ. Она была его любимой жертвой, которую он убивал на протяжении десяти лет, пока не понял, что мертвеца не убить. Тогда впервые она ощутила жар огня на себе...

Ей вспомнилось, как Караваджо садился перед ней на пол под своим мольбертом, вскрывал себе вены и протягивал маленькому черному котенку, которым она становилась для него, истекающую кровью руку. Она слизывала живительную влагу шершавым розовым язычком, в то время как другая рука художника утоляла его похоть. Она никогда не позволяла ему касаться ее настоящего тела. Только смотреть. И тогда он рисовал ее на своих картинах, которые потом в гневе сжигал епископ, проклиная его преданность темной стороне. Но она видела эти картины, пропитанные кровью, похотью и любовью...

Она посмотрела на свои руки. Они снова были словно в невидимой крови, как тогда, в ее доме, возле спящего Кристофера... Но сейчас она уже боялась стереть эту кровь. И она слизнула ее немного. Всего пару капель... И заплакала. Память мучала ее...

- Дракула, любимый... Если бы ты был сейчас рядом...